Статьи и новости

Вернуться к списку

 

 

Кроме удовлетворения человеком своих основных потребностей, наука предлагает три составляющих счастья: полноценные социальные отношения, успехи в повседневной деятельности и свобода самостоятельно принимать решения. 

Однако исследования счастья открыли кое-что менее очевидное: хорошее образование, богатство и успешность человека не особенно предопределяют, будет ли он счастливым. Притом, это может указывать на меньшую вероятность того, что человек будет доволен жизнью. 

Загадку второго открытия и пытается понять Радж Рагунатан, преподаватель маркетинга из Школы бизнеса МакКомба при Техасском университете в Остине, в своей новой книге «Если ты такой умный, почему ты несчастлив?» (If You're So Smart, Why Aren't You Happy?) Хотя эта работа и попадает в категорию книг по самосовершенствованию (со всеми сопутствующими мотивационными речами и графиками прогресса), серьезные научные исследования Рагунатана придают ей вес. 

Пинскер: Одно из отправных положений вашей книги заключается в том, что люди, может быть, и догадываются, что сделает их счастливыми, но то, как они относятся к этому, не обеспечит максимальный уровень счастья. Не могли бы вы привести пример подобного расхождения? 

Рагунатан: Если взять потребность в мастерстве — потребность в умении — есть два основных варианта того, как можно относиться к достижению совершенства в определенной сфере. Первый — это провести так называемое «социальное сравнение». Это означает желание быть лучшим в чем-либо: «Я хочу быть лучшим в мире учителем», или что-то подобное. 

С этим связано много проблем, и одна из самых серьезных — сложность определения. Каковы критерии для оценки человека в каком-то определенном отношении? Каковы критерии для выявления лучшего учителя? Может, это научно-исследовательская работа, преподавание? Даже если ограничиться преподаванием, критерием будет оценка работы учителя учениками, или содержание лекций, или количество учеников, сдавших экзамен либо хорошо написавших тест? Становится очень сложно судить, поскольку в более узких и технических областях критерии еще более размыты. 

В общих чертах, происходит следующее: люди обычно склоняются к менее неоднозначным критериям, даже если они не столь существенны. Лучших учителей определяют по количеству наград, зарплате или школе, в которой они преподают. На первый взгляд, эти критерии могут показаться удачными для оценки умений, но, вместе с тем, они не так уж и значимы для конкретной области. 

И к таким критериям мы очень быстро приспосабливаемся. Так, получив в этом месяце большую прибавку к зарплате, вы, возможно, будете счастливы месяц, два месяца, может, полгода. Но затем вы к этому привыкнете и захотите очередное повышение. И вы захотите получать их постоянно, чтобы поддерживать необходимый уровень счастья. По многим людям можно понять, что это не очень стабильный источник счастья. 

Пинскер: Какова вторая позиция? 

Рагунатан: Я рекомендую альтернативный подход, а именно: лучше понять, что у вас хорошо получается и что вам нравится делать. Когда вам не нужно сравнивать себя с другими, вы двигаетесь к тому, что вам инстинктивно нравится делать и что у вас хорошо получается, и, если вы будете сосредоточены на этом достаточно долго, то весьма и весьма велики шансы того, что вы все равно добьетесь мастерства, а слава, власть, деньги и все остальное придет само собой и не будет самоцелью в попытке превзойти остальных. 

Если мы вернемся к трем человеческим потребностям — быть частью общества, обладать мастерством и независимостью — я бы добавил четвертую, учитывая, что основные потребности удовлетворены. Это ваше отношение, или мировоззрение. И, чтобы было проще, это мировоззрение можно описать одним из двух способов: первая из крайностей — это несколько дефицитный подход, при котором считается, что ваш успех будет обусловлен провалом других, что приводит к социальному сравнению. Вторую позицию я бы назвал подходом, ориентированным скорее на избыток, при котором всем хватит места для развития. 

Пинскер: Мне показалось очень интересным то, как в книге вы разграничиваете избыток и дефицит, потому что это сразу натолкнуло меня на мысли о экономике: экономика, во многих отношениях, изучает то, что находится в дефиците. Не могли бы вы рассказать о ментальных процессах, протекающих в сознании людей, мыслящих в рамках дефицитного подхода? 

Рагунатан: В своей книге я не пытаюсь утверждать, что позиция дефицитности легкомысленна или совершенно бесполезна. Если вы находитесь в зоне вооруженного конфликта или за чертой бедности, если боретесь за выживание или занимаетесь состязательным видом спорта, таким как бокс, позиция дефицитности может играть очень важную роль. 

Большинство из нас — результат того, что люди очень долгое время, на протяжении эволюции нашего вида, выживали в мире дефицита. В дефиците были еда, ресурсы, плодородные земли и так далее. Но я думаю, что с течением времени исчезла необходимость ежедневно бороться за выживание. 

Я считаю, что, как существа разумные, мы должны осознавать, что некоторые элементы нашей эволюции нас сдерживают. Результаты многих исследований показывают, что, если я работаю в рекламном агентстве или, например, в сфере разработки программного обеспечения, это те области, в которых вы покажете лучшие результаты, если не будете ограничивать себя дефицитным подходом, переживать о результатах и будете получать удовольствие от самого процесса, а не от конечной цели. 

Пинскер: Раз уж мы запрограммированы мыслить в рамках дефицитности, я хотел бы узнать, что можно сделать, чтобы направить человека в сторону других мыслительных установок. В ходе одного эксперимента, о котором вы пишете в книге, выяснилось, что сотрудники, ежедневно получающие электронные письма с напоминанием принимать решения, которые обеспечат максимальный уровень счастья, были заметно счастливее тех, кто такие письма не получал. Действительно ли это так просто? 

Рагунатан: С одной стороны, природой нам положено больше фокусироваться на негативных вещах. Но в то же время, для нас естественно быть в поиске счастья и желать процветания и быть лучшими, насколько это возможно. В конечном счете, на каком-то уровне то, что нам нужно для счастья, довольно просто. Вам нужно делать что-то, что вы находите значимым, во что вы можете погружаться ежедневно. 

Если понаблюдать за детьми, становится очевидно, что они в этом очень хороши. Они не отвлекаются на все эти критерии, не относящиеся к делу. Они делают то, что на самом деле приносит им удовольствие. В своей книге я рассказываю о том, как мы купили нашему сыну механическую машинку, когда ему было около трех лет, потому что он увидел такую же у ребенка соседей. Машинка занимала его около трех дней. После этого ему захотелось играть с коробкой, в которой доставили машинку. Это была просто коробка. Он не понимал того, что машинка стоила больше, или была более ценной, или более технологически продвинутой. Его занимала коробка, потому что он увидел в телевизионном шоу персонажа по имени Свинка Хэмилтон, который жил в коробке. Он хотел самостоятельно воспроизвести такую жизнь. 

В этом особенном исследовании мы стараемся заставить людей снова фокусировать внимание таким же образом. Например, вместо сидения перед телевизором, отец мог бы решить поиграть в бейсбол с сыном. Возможности (то, что люди могут делать) каждого различаются, но когда есть напоминание, мы обнаруживаем, что они — эти исследования — проводились с работниками Fortune 500 (500 крупнейших компаний США по версии журнала Fortune), еще не окончившими высшее образование — они принимают, казалось бы, мелкие решения, которые вы даже можете назвать тривиальными, однако жизнь их становится, в общем и целом, счастливее. Обычные ежедневные напоминания как бы заставляют пересматривать факты, что помогает людям относиться к вещам с большим вниманием. 

Пинскер: Что вы думаете о сообщениях, идущих вразрез с этой позицией, в которых идёт речь о том, что принимается за успех в бизнесе? Другими словами, считаете ли вы, что подъем по любой профессиональной лестнице требует не думать с позиций избытка? 

Рагунатан: Дэниэл Пинк в своей книге «Драйв: Что на самом деле нас мотивирует» говорит о том, как метод мотивации работников, который он называет методом кнута и пряника, сейчас уступает место тому, что он называет «Мотивацией 2.0», при которой работодатели стремятся лучше узнать, к чему люди неравнодушны. Google и Whole Foods — известные крупные компании, которые пытаются применять ее. 

Я убежден, что нас замедляет негативный опыт того, как раньше работало предпринимательство. В одной из своих книг Саймон Синк высказывает мысль о том, что бизнес и правила, по которым он работает, выстроены так же, как военная организация: очень иерархично и с жесткой ориентацией на что-либо. Однако он рассуждает о том, что, если приглядеться, лучшие военные лидеры не поступали таким образом. То есть, был ошибочно признан целый набор идей, основанный на том, как вели дела в прошлом. Но, в общем-то, сейчас вырисовывается гораздо более успешный подход к ведению бизнеса и достижению успеха, основанный на мировосприятии с позиций избытка. 

В целом, основные мотивационные посылы, бытующие в мире бизнеса, немного путанные. Я вижу, что в бизнес-школах сильно напирают на корпоративную ответственность перед обществом и поиск своего дела. Однако, в то же самое время, с приветственными речами или лекциями о том, как поднять свой ранг у Businessweek, выступают люди, обращающие внимание на совершенно другие вещи. То есть мы приглашаем тех, кто сделал миллион баксов, чтобы выступить перед первокурсниками с их ничтожными зарплатами. 

Пинскер: Ранее вы упоминали о том, как легко люди привыкают к позитивным изменениям в своей жизни, и я знаком с исследованием, показывающем, что выигравшие лотерею спустя год становятся более несчастными, чем люди, только что пережившие серьезную травму. Это находит во мне отклик: если бы мне в старшей школе сказали, что я буду писать для журнала, я был бы вне себя от радости. И прямо сейчас многие вещи приносят мне счастье, однако со мной все те же старые неуверенность и волнения о будущем. Я полагаю, то же самое испытывают и многие другие. Вы можете сказать, что необходимо сделать, чтобы отойти от подобного типа мышления? 

Рагунатан: Я бы сказал, большинство людей в мире находятся в таком положении. Люди ожидают, что после выполнения какого-то конкретного действия станут счастливыми. Но они ошибаются. Во многом это происходит из-за привыкания, но также из-за того, что вы видите перед собой гору и хотите перебраться через нее, а когда вы делаете это, оказывается, что есть еще множество непокоренных гор. 

Есть вещь, которая действительно помогла мне в этом случае. Это подход, который в книге я называю «бесстрастным преследованием страсти», и, вкратце, он сводится к тому, что не нужно связывать свое счастье c достижением каких-либо результатов. Причина, по которой важно не связывать счастье с перспективами, в том, что развитие событий само по себе не оказывает однозначно позитивного или негативного эффекта на ваше счастье. Да, есть некоторые события — вы обнаруживаете у себя смертельную болезнь, или ваш ребенок умирает — которые однозначно плохи, но давайте оставим их в стороне. Если вы задумаетесь об этом, о разрыве с вашей первой девушкой, или о переломе руки, из-за которого вы провели в больничной койке два месяца, о тех событиях, которые сразу после происшествия заставляли вас думать: «О господи, это конец света! Я никогда не восстановлюсь после такого!». Но оказывается, что восстановиться вполне получается и после более тяжелых случаев, и то, что мы считали крайне негативным, на самом деле оказалось ключевым моментам, заставившим нас расти и учиться. 

У всех есть какого-то рода убеждение в том, что произойдет что-то хорошее или что-то плохое. Нет научного доказательства того, что какое-то из этих убеждений точнее другого. Но если вы верите, что жизнь благодатна, вы найдете тому много свидетельств. Если вы считаете, что жизнь безблагодатна, вы также найдете тому много свидетельств. Это вроде эффекта плацебо. Если считать оба убеждения применимыми, почему бы не принять то, которое будет полезнее для вашего жизненного пути? 

Пинскер: После прочтения вашей книги и разговора с вами, для меня стало ясно, что американская культура, и, может, даже капитализм в целом, не слишком cпособствуют укоренению позиции избытка, в отличие от позиции недостатка. Существуют ли какие-то общества или культуры, которые, по вашему мнению, разобрались с этим, или общество в любом случае будет посылать конкретные сигналы, а пойти против программы — это выбор индивида? 

Рагунатан: На первый взгляд кажется, что я говорю о том, что капитализм не очень хорош в продвижении мировоззрения избытка. Однако это не совсем так. Если вы постараетесь выделить два основных, очень важных принципа капитализма, первым окажется свобода передвижения людей, мысли, товаров и свобода выбора. Второй аспект — распределение ресурсов согласно возможностям людей, а не их нуждам. 

Первый принцип капитализма, я думаю, прекрасен, и я не стал бы отказываться от него. И если эта идеология идет в комплекте с распределением ресурсов по возможностям, я приму это, а не комплект, который ограничивает свободу мысли и свободу выбора, даже вместе с распределением ресурсов по потребностям. 

В конечном счете, вы не можете заставить людей воспринимать мир с позиции избытка. Им придется выбрать самим, исследуя себя и пытаясь найти собственную душу, с оглядкой на науку. К тому же, некоторые люди сознательно, по своему выбору, придут к более социалистическому образу жизни. Я думаю, в этом случае все пройдет наилучшим образом — чтобы достичь такого, капитализму пришлось бы перевернуться с ног на голову. 

Источник: The Atlantics

Опубликовано: 29/04/2016